Еду в вагоне метро. Не тоннель, перегоны и станции наземные.
В вагоне еще несколько пассажиров.
За окнами темно, изредка фонари и свет из вагона выхватывает пустыри, бетонные заборы, чахлые деревья в скудном перелеске, елки-палки, мусорные баки, гаражи с граффити.
Это точно не электричка. В вагоне даже схема висит. Схема метро не похожа ни на Московскую, ни на Петербургскую. Очень запутанная, нелогичная. Аналогов не знаю.
Людей не много. Кто сидит, кто лежит на длинных сидениях, я тоже лежу.
Люди все обычные. Одеты вразнобой, кто совсем по зимнему: черный пуховик, шапка, сапоги, кто слишком легко. Запомнил мальчика в пионерской форме 80-х годов. Шорты, легкая рубашка.
Напротив меня сидит полная пожилая женщина в байковом больничном халате, в стоптанных тапках, обмотанных пакетами. У нее на коленях трехлитровая банка, закрытая марлей. В банке в желтой жиже плещется чайный гриб.
Я знаю, что мне ехать еще очень долго. Час, а может быть и сутки. Но я только рад, потому что я не хочу попасть домой.
Слышу, как объявляют станции: "Ананьино", "Мофтово", "Весенний люс", "Завод солнцестроения", "Голябьин мост", "Кормовой бульвар", "Лесополоса №3".
Двери открываются и закрываются, но на станциях никто не входит и не выходит. Эти названия я запомнил и, проснувшись, записал точно, были и другие, но их я забыл.
Мне спокойно и хорошо. Во сне я хочу спать. Так и ехал, пока будильник не прозвенел.
