Май 2018Снится мне, что я, отец и мама вернулись в нашу гостинку во Владивостоке, на Тихой. Она по размерам больше прежней и слегка видоизменена - прошлые жильцы сделали в ней кое-какое подобие ремонта и закрасили все стены зеленой краской, но закрасили очень неряшливо и грубо, но хотя бы так. А еще добавили туда микроволновку, холодильник, электрический чайник. А так - все тоже самое, но немного иначе. И я думаю - “Ничего себе, за столько лет никто в ней ничего по большому счету не изменил, а теперь это раритет”. А потом думаю - “А машинка стиральная есть?” И сама себе отвечаю - “Надо посмотреть на кухне, а то не хочется все руками стирать, как прежде”. Но как-то не до этого было, но вроде как она там была. А все дело в том, что в этой гостинке такой совершенный беспорядок, который бывает только на свалке и который оставили бывшие жильцы. И мы все втроем - и я, и отец, и мать - начинаем убираться. И я понимаю, что этой уборки на несколько дней, но мне даже как-то хочется все это убирать и все это делать. А пол в этой гостинке не мыли все эти годы, пока нас не было, и он черный как смоль. И я думаю - “Вообще - реально будет его отмыть или нет?”. И отец очень активно убирается. И я тоже. И мы все делаем слаженно - сортируем каждую вещь, я складываю в мешки мусор, отец его выносит, передвигает мебель, чтобы везде помыть пол, мама разбирает какую-то одежду, отец что-то чинит и приводит в порядок, и получается у него при этом все хорошо, за что бы он ни взялся. А еще и успевает писать свою теорию. И он радуется как ребенок все это время, потому что у него наконец-то есть свой стол и такая возможность и место. А мы с мамой пока убираем вдвоем и тоже тихо радуемся, нам просто хорошо. А потом он опять нам помогает и сам начинает мыть пол. И там, где он его помыл - он сверкает. И я ему - “Ничего себе, как ты можешь, папа, даже без стирального порошка”. А он мне - “Давай и стирального порошка немного добавим - вообще будет замечательно”. И я сыплю порошок в воду и мы оба наяриваем полы. И я счастлива так, что и не передать - ведь мы все вместе и у нас все получается и получается действительно хорошо. Опять собираем мусор в мешки, отец опять их выносит и ставит всю мебель по местам. И при этом он все это время успевает еще и много-много работать над своей теорией. И я точно и достоверно знаю на все сто десять процентов, что ему все хорошо, и что он счастлив, потому что теперь у нас появился свой угол, и что каким бы он ни был - но он наш, и что поэтому он в нем все сделает, как надо - и починит, и передвинет, и что теперь он может заниматься своей теорией за своим столом. А потом я подхожу к нашему большому окну, чтобы посмотреть на Владивосток, ведь из нашего окна всегда видны самые лучшие закаты. А за окном - ночь. Под окном собрались люди и охают, зажимая себе рот руками, потому что на асфальте лежит тело человека, который выбросился из окна, я на него смотрю и вижу как от него отделяется светлая дымка. И думаю - “Вот так всегда во Владивостоке, кто-то обязательно разобьется”. Отхожу от окна. Мать откуда-то достает большой таз с песком. Из этого песка в тазе вылеплен крупный пухлый беременный женский торс. Фигура красивая и завершенная - видно, что старался мастер. И мы этот таз почему-то должны переставить, вроде как наверх куда-то. Я беру таз в руки, даю его матери и говорю - “Бери с тазом”. А она берет фигуру, а не таз, просто потому что так уже взяла и мои слова услышала только опосля. И эта фигура - сначала ее голова, а потом - и ее беременный живот, рассыпаются по столу песком. Я собираю этот песок в таз, потом стою и пытаюсь слепить из него новую голову и живот для этой фигуры, ведь всего-то и надо слепить два шара. А песок такой сухой, как мука - ничего не лепится. И я добавляю воду, а все равно не лепится. Отец и мать стоят рядом все это время и говорят - “Оставь все пока, нужны яйца, без яиц не слепишь, потому что они скрепляют муку”.
