Единственный сон, который я запомнил и успел записать.
Заранее извиняюсь за грамматику, пунктуацию и построение предложений, но исправлять ничего не буду, чтобы не отрываться от изначального текста.
1
По обочине шел полководец. Один. В грязи. Шлема на нём не было, глаза были пусты и смотрели вниз. Появился проходящий мимо какой-то человек, обгоняя его. Человек бросил на бывшего полководца презрительный взгляд и плюнул ему под ноги. Послышался шум похожий на рокот моря. Его войско настигло его на марше, военачальники не обратили на него никакого внимания, лишь пара смешков. Следом шли знаменосцы. Все их доспехи, всего войска, всех командиров – бардовые с чёрно-серебристым узором. Знамёна их – деревянные квадраты на шестах, в квадратах на жердях сидят мёртвые вороны.
Кто-то из следовавших за знаменосцами сказал: «Хах, он с тобой разделается». Какой-то мелкий командир решает убить военачальника на глазах его бывших солдат ради потехи, ради … жестокости. После нескольких ударов военачальник падает на колени – он не ранен, но удары так тяжелы, так тяжелы доспехи, так тяжел путь… Стоящий сзади командир уже чувствует, предвкушает смерть, кровь, азарт. Но последним рывком «жертва» отрубает ему ступни, чуть выше щиколотки – где латы не так крепки. Ошеломлённый «убийца» падает. Второй взмах меча отсекает голову лежащего кричащего человека. Эта голова не успела осознать, что же случилось. Да и не успеет.
Войско ревёт, приветствуя своего старого военачальника. Солдаты СМОТРЯТ на него.
Суд. Звучит единственная фраза: « Каждый имеет право, священное право – защищать свою жизнь».
2
Я смотрю на себя – немощный, худой, больной, пальцы на левой ноге почернели и сморщились. Смотрю в окно. Зима. Мои дальние родственники, оказывается, живут в соседнем доме. Вижу, как моя тётя заходит домой с работы. Мать говорит, что мы никому не нужны.
Школа. Осень. Уроков нет, но люди в школе всё же есть. Захожу в кабинет. Беседуем о чем-то с бородатым мужчиной (похож на Сергея Бадюка), он выводит меня на балкон, у меня на голове фонарик, луч которого с третьего этажа выхватывает из сумрака очертания каких-то конструкций в кустах, вёдра, бочки, контейнер. Мужчина просит меня взять пакеты и пойти убрать.
Одеваюсь. Зачем-то, надеваю часы для плавания, замечаю, что они не герметичны, но работают. Спускаюсь к школьному стадиону, сидя на лавочке, понимаю, что забыл что-то и мне нужно вернуться. На ногах ранки, кусочками отдирается кожа обнажая плоть, но раны почти не кровоточат, лишь отблёскивают в лучах заходящего сентябрьского солнца.
Возвращаюсь. Бородатый мужчина выходит из спортзала, встречает меня. Я обут во вьетнамки, так как, из-за ранок не смог одеть свои коричневые кроссовки. Он говорит мне пойти в больницу видя мои почерневшие пальцы, он говорит, чтобы я не шутил. Я заканчиваю за него: « Не шутил со смертью». Ухожу.
3
Больница. Все взволнованны, быстро ходят, почти бегут. Мой знакомый доктор в операционной, он занят, соседняя операционная пуста. Выхожу из больницы. Иду через пустырь школьного стадиона.
Захожу в дверь 4 чтобы выйти через дверь 3. На встречу мне группа восточных женщин (черноволосые, смуглые, лица не закрыты, чуть старше 30 лет, но выглядят под 50, с неплохим русским) наставляют на меня и других людей, которые тоже выходили, автомат и просят пропустить их. Мы возмущаемся, что она наставила на нас оружие.
Она – я же вас вежливо прошу, и потом - я женщина
Мы – а автомат на нас зачем наставлять!?
Она – это свободная страна
Мы её пропускаем. Я оказываюсь в помещении-площадке за дверями 2. Она забита людьми той же национальности, некоторые из них с ножами и оружием, понимаю что они празднуют свадьбу.
На полу вижу маленькую девочку, совсем ребёнка лет трёх – четырёх. Она играет. Она проколота кинжалом и ещё чем-то насквозь. Рукоять возле живота, а изогнутое лезвие торчит за её спиной.
Я одет в костюм. Плачу, хватаю девочку на руки. Кричу, прошу найти старшего мужчину, чтобы он позволил мне отнести девочку в больницу. Этот мужчина пытается отнять у меня девочку. Из её раны торчит кинжал, ножницы, вилки, булавки. Он говорит, что сам сейчас всё вытащит и всё будет нормально. Я кричу, что это невероятно опасно, неизвестно почему девочка ещё жива, что если что-то тронуть она может сразу же погибнуть. Несмотря на её раны он касается вилки. И тут я вижу не раны, а хлебный мякиш.
Он – я вырву их
Я – нет!!!
Он – я рвал книги на перекрёстке когда была война, вырву и это
Я – нет! (плачу, голос дрожит)
Он – ладно, неси её в больницу
С девочкой на руках выхожу в коридор. Мне нужна дверь 4, но и 1 и 4 спрятаны - вместо них шкафы с лекарствами. Я выбрасываю все лекарства и нахожу нужную дверь. Успеваю отнести девочку в операционную. Возвращаюсь на школьный стадион. Сразу возле калитки, под деревом, опёршись спиной и одной ногой о дерево стоит индус интерн, курит, презрительно смотрит на меня. Рядом под деревом на покрывале лежит одна из тех женщин, она говорит со мной, её зовут Нино или как-то похоже. Она: « У моей подруги был ребёнок, уже шестой, ей он был уже много. Она задушила его и ничего, через год Аллах подарил ей нового 12.12.12. Я считаю, что это знак, что она в тот раз всё сделала правильно.»
А я считаю, что ты больная дикая мразь. Думаю о девочке – слёзы на глазах.
Она ведь одна из них.
Она ведь ещё просто ребёнок.
Но у неё ещё есть лет 30-40 чтобы стать мразью.
Мне плевать.
Она ребёнок.
Мне жаль её.
Я плачу.
4
Жестокость. Персонаж компьютерной игры стреляет – управляющий им мальчик привыкает к крови. А потом всё будет не в понарошку. Просто тоже мясо, только в 3D. Бесстрашный персонаж 3D мясо прыгает с обрыва и летит вниз. Парашют открылся, но не полностью, он камнем несётся вниз. Это живой человек. Ему страшно. Его направляет пуля соединённая с ним зелёной верёвкой. Человек-паук в зелёном костюме хватает пулю и спасает парня выводя траекторию в безопасном направлении.
Человек неожиданно оказывается за столом. (я просто наблюдаю со стороны)За столом сидит Жерар де Пардье и ещё несколько людей похожей комплекции, почему-то похожи на мафию. Они приветствуют его и поздравляют с днём рожденья. Человек принимает поздравления, говорит, что атракцион ему понравился, говорит – думал что умру.
Они начинают есть. Смакуя еду у них исчезают рты (как у Нео), то появляются снова. С диким рёвом у них начинают вытягиваться бивни, клыки, когти.
Вспышка.
Пустыня.
Вижу как эти люди находятся в разных местах. Их одежда и пейзаж вокруг напоминают Безумного Макса. Вижу как некоторых из них убивают.
Думаю что это какая-то симуляция.
Потом мне начинает казаться, что это будущее.
Вижу оперу в Сиднее, она раскрашена зелёным, белым и красным.
Вдруг я понимаю, что это реальность. То-есть, ВСЁ ,что было до этого – декорации, пыль в глаза, выдумка, а «мир Безумного Макса» - единственная РЕАЛЬНОСТЬ. СЕЙЧАС.
Я смотрю на тех людей, ранее очень важных за тем столом, но не сейчас.
Я говорю им: « Теперь вы – население».
Хочу улыбнуться, но не могу, слишком уш это всё страшно.
Просыпаюсь.
