Посреди городской площади - алюминиевый таз, достаточно большой, чтобы в нем мог вместиться человек. В нем и сидит человек, этакий голый толстяк и издали кажется, что он принимает ванну, видны даже шампуни, щетки, вода немного плещется под его огромными ляжками, пена стекает на асфальт. Я к нему иду, но при приближении оказывается, что толстяк занимается совсем другим делом. В правой руке у него ножницы, и ими он срезает себе вены с левой руки. И наоборот. Он цепляет кончиком ножниц одну вену за другой, оттягивает их так, что они сильно отстают от кожи и только потом они сами по себе лопаются как бечевки. При этом человек наблюдает за мной и когда становлюсь совсем рядом, говорит: "Ты меня пойми, я по селедке мастер". Тут начинается землетрясение и таз немного проваливается в трещину. "Ну вот и все кончилось", - говорит этот человек. Отрезанные вены болтаются под его локтями узловатыми, беспорядочными шматками. Я стараюсь спастись - под моими ногами также разверзается земля. Я бегу по пустым улицам среди низких двухэтажных домиков конца XIX века. Из одного окна выпрыгивает такой рыжий мальчуган лет девяти и требует от меня что-то, очень заносчиво, угрожающе размахивает ногами, не обращая внимание не природную катастрофу. Я с ужасом понимаю, что мне-то и вовсе шесть лет, и что мальчуган этот гораздо крепче меня, действительно - как шибанет еще ногой, чего доброго. тогда я ему отдаю свои деньги - целую тысячу. Но мне все равно досадно и на прощание я в сердцах ему говорю: "Все равно тебе не на что их потратить, мир-то рушится, а ты не видишь". Мальчик соглашается и начинает громко реветь. Я пытаюсь его успокоить, а он все повторяет "Тебе-то что".
