Очень старый сон, некогда полу-поэтически записанный...Трава шумела, росла, упиралась в небо. В небе только
лезвия синевы, пушистые, красные, желтые,
невиданные бутоны, лапчатый лист, колоннады стеблей
небо твердело, кутаясь в шершавый мох, запахи стояли прозрачной, тяжелой
стеной.
Я шел среди травы, маленькая тропинка, уходила в глубь, в глубь,
в глуби все более расцветали цветы, и – тепличный, животный воздух.
где-то журчала вода, затем болото съедало корни растений.
Я сделал маленький плот, всего лишь бревно, греб руками, бревно утопало,
В болоте просверкивали желтые ямы и черные, душистые выемки свежей воды,
или кипели стрекозы, или вздымались колья все новых невиданных и неизведанных
трав,
повсюду царила страшная, ни на что не похожая жизнь, я врывался в ее тишину и
боялся
громко дышать, я видел, как разверзалось бесконечное сердце земли, каждую
секунду порождая новые травы, новый воздух, новое тепло, нового меня.
Болото кончалось, тропа росла дальше, твердый песок был мглистого цвета.
На повороте тропы кусты и груды заснувших человеческих черепов,
все они не пугали меня, они давно стали как бы камнями, или скорее трухлеющим
деревом, сквозь которое тоже все прорастало, и кончики длинных грибов с
шариками на концах и широкие листья с зелеными усиками,
черепа оседали, сливаясь друг с другом, превращаясь в землю, в блестящую, живую
почву,
черты их терялись в вечной, торжествующей тишине жизни, сгибались глазницы,
отверстия заполнялись шумящей жижей, челюсти вгрызались корнями все вниз и
вниз.
Я думал о том, что рядом, поблизости, в целом свете – нет никого, никогда не
будет,
что это дорога – дорога смерти, я заснул, или умер,
и никого не надо, никого не будет,
я и иду по тропинке и мне спокойно, я не знаю куда иду и откуда, не знаю, но
мне чудно, я все забыл, и себя забыл и мир забыл, я чувствую,
здесь рождаются новые травы, новый воздух,
сюда приходят души, заблудшие миры, чтобы заснуть в тепле первозданного, чтобы
стать им снова.
Но что-то треснуло позади, появилась тонкая, юркая тень. Кто-то шел там же, где
я,
отставая совсем немного.
Я бежал сквозь внезапный лес, искоса глядя в пришельца, он спешил за мной
молча,
грозным был его топот.
Я задыхался, плакал. Шелуха опадала в руки, за шиворот. Червячки, гусеницы,
муравьи слетали в меня с деревьев, застилали взор, шелестели в ушах, все громче
и громче,
громыхали в ушах муравьи.
Шум, треск, шипенье со всех сторон... потом я вырвался
к городскому метро, и все стало, как прежде – тот, что шел позади,
затерялся в толпе, но мне чудится его ухмылка, я знаю,
что он где-нибудь есть.
