Первый. Я где то не на земле, в каких то высших сферах. Подаю прошение о том, чтобы умереть. Письменное почему то. Мне пришел отказ. Тоже письменный. На таком фирменном бланке.
Тогда я все равно умерла. Разозлилась и умерла. Потому что не им решать, как распоряжаться моей жизнью.
И попала в иссиня-черную пустоту. И там болталась, пока не проснулась.
Мне не было ни страшно, ни грустно, ни одиноко. Меня не мучало чувство вины или раскаяния. Вообще ничего. Я только удивлялась, что там не совсем мрак. Что откуда то пробивается свет. Потому что полной тьмы я боюсь. Вот я и болталась в этой пустоте. Ждала что будет дальше. Если будет.
Второй. Я в психушке. Странной такой. там кровати двухъярусные. Мне досталось место на 2 этаже. Кровать совершенно неудобная, маленькая, тесная. Напоминает почему то ковш. Я ерзаю, поворачиваюсь с боку на бок, пытаюсь устроиться поудобнее, все больше и больше злюсь.
В палате все не спят, все не могут устроиться, стоит ропот. Что тоже нагнетает обстановку.
У меня уже все бока болят. Злость просто невыносима.
И тогда я начинаю кричать. Хотя ночь. Я злюсь и ору все что думаю о тех, кто поставил такие дурацкие кровати.
Понимаю, что сейчас прибегут медсестры, и меня накажут. Может поместят на вязки. Может наколют чем нибудь. Мне страшно. Но я все равно кричу.
наказали меня или нет, не знаю, потому что с перепугу быстренько проснулась.
Третий. Ну тут вообще путаница. Я весь его не смогу пересказать, очень много событий и деталей.
Сначала я у мамы во дворе. Гоняю на своем велике. Велик почему то не мой красный Басанти, а синий. Но все равно я знаю что он мой. Ощущение что я и взрослая, и подросток. Мне и хочется на нем кататься, и почему то страшно. На поворотах я ругаю себя, что села на него. Притормаживаю. Потом снова разгоняюсь.
Потом мне уже надоело на нем кататься. Хотелось бросить его и заняться чем нибудь другим. Он меня раздражал. Но я все равно наворачивала круги по двору.
Вижу соседку с первого этажа на лоджии. На втором этаже соседка вешает белье. У нее падает пара вещей в грязь.
Потом она выводит ребенка, мальчика года 3, и начинает говорить, что они нашли ему няню, которая будет заниматься им, и параллельно развивать его паранормальные способности. Типа ясновидения, общения с духами и прочего.
Я испугалась. Почему то я очень переживала за этого ребенка. Каким то непонятным образом взобралась на балкон, и стала уговаривать его мать этого не делать. Объясняла каким ужасным образом это скажется на судьбе мальчика, чем ему это грозит. Кажется она меня поняла, обещала не делать этого. Все время, пока я говорила, я не сводила глаз с мальчика. Мне он очень нравился.
Я успокоилась. Надо было слазить с балкона, я смотрела вниз, и меня охватил ужас. Я не могла понять, как я туда взобралась, и как теперь спускаться. Долго не решалась просить соседку выпустить меня через дверь. Потом все же решилась, сняла обувь и прошла через квартиру вниз.
Помню ела яблоки с нашей яблони. Как в детстве. Помню как колеса застревали в земле, когда заезжала на грядку соседей. Думала сейчас увидят и мне попадет.
Потом я поехала в сарай. Там был отчим. Я так обрадовалась! Он мне не снился с похорон. Он был живой. Он позвал меня, сказал что нашел наконец проблему в моем велике. Разобрал его. И показал мне какую то малюсенькую целлофановую деталь. Она была вся исписана. Я читала что на ней написано, а сама негодовала. Я боялась что теперь после того как он заменил эту деталь, велик вообще сломается. Но вслух ничего не сказала.
Я вышла во двор. Во дворе гулял тот мальчик и мой ребенок. Я знала что это мой ребенок, но вот откуда он взялся? Этот ребенок - не мой сын и не моя дочь. Это точно. Они играли у стены дома, которая была почему то заколочена тканью. Вместе с окнами.
Тут я увидела, что из дома вышла моя тетя. У нас с ней странные отношения. Она взрослая, но обижается на все как ребенок. Поэтому общаться с ней очень сложно. Не знаешь, чем обидишь в очередной раз. Отказать ей нельзя.
Она стала говорить что то про подарок, который она мне подарила. Что ей нужно забрать из него что то. Потому что... дальше она несла что то в оправдание.
Я поняла что из подарка ей нужна фигурка шоколадного коня. Белый шоколадный конь. Мне почему то было жаль ее отдавать, я даже представила как приду сейчас домой и съем ее. Вернее мысленно я его съела. Даже почувствовала вкус белого шоколада во рту.
Но отказывать тете нельзя, она обидится. Я сказала что отдам, и она ушла домой ждать меня. Вернее она еще стояла, но собиралась уходить.
А дети в это время стали ссориться. Я пошла их успокаивать. На стене появились странные синие буквы, из какого то материала, похожего на желатин. Надпись я не прочитала, но она вкупе с необходимостью отдать эту фигурку и ссорой детей совсем разозлила меня. Я стала их сдирать. Помню что даже засунула в рот и сжевала кусок от злости. Дети помогали мне.
Потом я выглянула из за угла и спросила у тети, съедобные это буквы или нет. Она с отвращением сказала что нет. Тогда я бросила то что осталось одному из детей, попросила выкинуть. Мне вдруг почему то стало стыдно что я их ела. Какое то чувство, что я совершила что то стыдное.
А дом остался страшным и ободранным. Просто ужасающим. Заколоченные окна, ободранная штукатурка. Я поспешила уйти оттуда.
Я пошла домой, но вдруг заметила что я иду по воздуху. Мне стало смешно. Я почувствовала себя всесильной. Я зашла в подъезд, и со смехом стала спрашивать у тети, как ей то, что я хожу по воздуху. Она сердилась и ругала меня. А я все равно не спустилась на землю, а демонстративно прошагала мимо нее.
Потом почему то я оказалась в странном месте. То ли больница, то ли тюрьма. Узкая улочка, выходящая на реку или пруд, и маленькие кельи-камеры.
Я там оказалась с осознанием того своего дара, который заставил меня ходить по воздуху.
И я начала говорить что по вкусу мочи смогу определить чем болен человек.
Тут заговорила женщина в одной из камер. очень красивая, яркая. Но бледная. Она была необычно одета, как одевались в 19 веке. Красная помада на губах. Она сидела на кровати или кресле, видно было что она не ходит. Рядом с ней были люди, которые ухаживали за ней. Она попросила меня помочь ей. Я как представила, что мне придется глотать ее мочу, мне стало дурно. Затошнило. Но как говорится писанулся базаром... Короче я сказала что помогу ей.
С отвращением поднесла баночку к губам. Беее... Меня даже сейчас мутит от воспоминания...
Когда я сделала малюсенький глоток, что то случилось. В голове щелкнуло. Меня стало рвать. Я склонилась через перила в воду, и сквозь приступы рвоты пыталась докричаться до нее, что ей грозит опасность, рядом с ней человек, который ее травит. На меня напала какая то женщина. Она попыталась скинуть меня в воду, чтоб я больше ничего не говорила. Между нами завязалась борьба. Мне удалось ее саму перекинуть через перила. Это и была та женщина, что травила ее.
Когда я отошла, я попыталась поговорить с бледной красавицей. Но по моему она меня не очень поняла. Или опасность не устранилась. Как то все размыто. Я попросила тех, кто за ней ухаживает, не давать ей того вина, что ей будут приносить. Потому что оно точно отравлено.
Как то странно было. Я и волновалась за нее, и верила что теперь она поправится.
Вот такой бред.
Четвертый. Происходил у меня дома.
Я увидела отчима. Больного уже, умирающего. У него была непроходимость кишечника. Я не смогла помочь ему, он умер у меня на руках. Я винила себя, что могла спасти его, надо было просто сделать клизму, и он еще пожил бы. А я понадеялась на врачей. На маму. На всех, кроме себя.
Потом как будто лента отмоталась назад. Я снова с ним. В моей постели. Я помню что он умирает, и готова сделать все, чтобы этого не случилось.
Мы лежим рядом. Я поворачиваюсь к нему спиной, он подвигается и обнимает меня. Моя рубашка сзади задралась, и он прислонился к моему голому телу. Я сначала хотела отодвинуться, мне стало стыдно и противно, но испугалась что он умрет. И стала терпеть, перебарывая себя. Лишь бы ему было хорошо. Так мы лежали какое то время.
Потом я держала его на руках на судне. У него не было сил даже сидеть. Из него выливалось столько дряни... С каждой минутой становясь все чернее и чернее... Я боялась что судно сейчас переполнится через край, и все хлынет на постель.
Я отдала маме судно. Она несла его с трудом, такое оно было полное. Больше маму я не видела.
А я положила его снова и легла рядом. Я ощупывала его худющее тело. Смотрела как кости выпирают. Тазовые кости почему то вообще торчали из тела. Я их отгибала руками, а они мягко и пружинисто возвращались на место.
Я смотрела на него и вспоминала его молодым и здоровым. Полным планов. Жизни.
И тут он стал разрушаться. Он был жив, но тело начало рассыпаться.
И вот уже ног нет, из оголенного пустого таза торчат только штанины... Я знаю, что ему не больно и он жив.
А я все так же лежу рядом и играюсь с тазовой косточкой...
Вот так я продлила ему жизнь...
