Сон мне, конечно, сегодня приснился (не то, чтобы мне сны совсем не снились, но таких никогда не было), сон-мечта маньяка-извращенца прямо-таки.
Я, как обычно, не совсем я, некто с неопределенном полом, но моим возрастом. У меня родители - мама с папой, совсем не мои родители; папа - невысокий, склонный к полноте блондин, мама - худышка в ветровке с длинными темными волосами. И мы - американцы, живем в одноэтажном, но просторном "домике в деревне". Вокруг нашего дома - большой участок, с газонами там, и прочим, огороженный высокой проволокой. Действие разворачивается в родительской спальне, в круглой, кажется, комнате, со стоящей у окна широкой, реальной, кроватью, и стулом рядом с ней. Короче, в спальню зачем-то пробрался соседский мальчик китайской или японской национальности. Залез он, значит, под кровать, вроде как напакастить решил, и сидит там с гаденькой улыбкой. В спальню приходит "папа". Он уже знает, что мальчик под кроватью. Нагинается, пытается его оттуда вытащить, но он слишком огромный, а щель между кроватью и полом слишком мала. мальчик, хихикая, заползает глубже под кровать. На помощь "папе" приходим мы с "мамой". Я заглядываю под кровать, и вижу совсем рядом с моим лицом (тут какие-то неопределенности) то ли насмешливую рожу мальчика, то ли морду кота. Я боюсь, что кот-мальчик начнет царапаться, поэтому высовываюсь из-под кровати и принимаю вертикальное положение. Дальше, кажется, "папа" взял длинную деревянную палку, такую нехилую дубину, плохо обтесанную, и стал водить ею под кроватью. мальчику, естественно, все же пришлось вылезти, а как только он вылез, его схватила "мама", но не смогла его удержать. Он извивался, как уж, и вырывался, громко вопя. Вырвался и залез под стул, стоящий рядом с кроватью. Да уж, хулигана во что бы то ни стало надо было выгнать из спальни, и "папа" не придумал ничего лучше, как его оттуда выкурить. Он поджег стул. Он вспыхнул, как спичка, черно-сизый дым пошел почему-то не вверх, а вниз, туда, где прятался мальчик. Он закашлялся, закричал, заплакал, замахал руками, но выбраться, судя по всему не мог. И вдруг мне стало его очень жаль. все это время, пока мы с "родителями" его ловили, я испытывала к нему тупое отвращение, и в голове не было ни одной мысли, кроме как: "поймать его, живого или мертвого". Я вытащила мальцика из под стула за тощие руки и, словно младенца, взяла к себе на руки.
На слежующий день "папа" вышел полюбоваться нашим зеленым газоном, как вновь увидел того мальчугана все с той же мразской усмешкой. Он пролез на участок через дыру в ограде. "Папа" наклонился за вчерашней дубиной, но мальчик лишь еще шире улыбнулся и спокойно протянул ему сврто в синей упаковочной бумаге, перевязанный серебряной ленточкой. Это был подарок от его родителей. Они уже знали, что их сын проник вчера вечером в спальню моих, и это было нехорошо (а про то, что "папа" хотел их сына сжечь заживо?) и прислали нам сверток в знак примирения. "Папа развернул его и обнаружил в нем бритву, котоую довольно назвал почему-то "газонокосилкой".