В чёрном-чёрном городе, по тёмной каменной улице, шириной менее метра, под чёрным-чёрным зонтиком вприпрыжку скачет девочка.
Но мы забегаем немного вперёд. До этого я показывала своему новому другу (по сну) свои рисунки--- акварельные портреты каких-то мальчиков. Друг был негром.
Ещё до этого я лазила по живописным кирпичным руинам (интернета?), искала что-то очень интересное, не знаю нашла ли, а сзади меня многозначительно шуршало дерево, обозначая присутствие кого-то, кто прятался. Там я выпустила несколько попугаев,--- первого случайно, открыв дверь в подвал, а двух других почти намеренно. Попугаи были чьи-то. Та кто пряталась в ветвях дерева, кинула мне что-то в руки,--- я не поняла, откуда взялся этот предмет, но он оказался очень кстати. Та кто пряталась выпрыгнула с внезапностью камышовой кошки, это оказалась невысокая коренастая шустрая дамочка, я была бы не прочь с ней подружиться.
Потом со мной подружился негр, и я показывала ему свои последние рисунки (откуда только они взялись?), портреты мальчиков, один из которых удалялся с ранцем за спиной,--- и зачем я только выбрала столь непримечательный ракурс, так старательно его прописав? Моему старому приятелю не нравится моя дружба с негром, он начинает нарочито громко флиртовать с другими дамами. А мне не нравится его ревность, даже в шутку, я заглушаю его голос коментариями к рисункам. На последнем из них по черной-чёрной каменной улочке, шириной менее метра, да ещё и сужающейся, так что чёрный-чёрный зонтик не умещается и его приходится развернуть, вприпрыжку скачет девочка. Улочка закончилась тупиком с деревянной чёрной дверью. На стук открыл старик, выпустив полоску света, впустив промокшую девочку. Внутри дома он забирает у неё промокший зонтик и выдаёт другой, красивый, в красный горошек. Разве девочка уже уходит?--- думаю я. Вроде нет, вместе с ней шмыгаю по средневековому дому, где в дальней комнате, в обстановке строжайшей секретности, шепчутся две дамы. Они ненавидят друг друга, но одну из них, ту, что поуродливее, привело во вражеский дом общее горе: их дети живут гражданским браком, так дальше продолжаться не должно, завтра играем свадьбу. Может, хоть через неделю?--- робко уговаривает хозяйка, мы ещё не готовы... Нет, отрезает уродина, которую так и зовут, Кривая,--- надо завтра! И уходит, а хозяйка кричит её вслед: "эй, как тебя там... Тупая? Прямая? Молодая?" Она криво ухмыляется. "Кривая. Молодая--- можешь так звать мою маму, ей сто четыре года". И уходит. А обширное семейство грустно собралось за большим деревянным столом. Завтра моя младшая сестра выходит замуж. Жених вроде так себе, но не мне же с ним жить, меня больше интересует, будет ли весёлый банкет. По грустным взглядам понимаю что будет, если только я проспонсирую. Понятно. Кто пойдёт в магазин? Двое вызвались, и я составляю список. Первым пунктом кофе, вторым--- огромный торт, два других не помню, пятым--- много фруктов, особенно бананы и груши двух сортов. На этих грушах я понимаю, что придётся идти с ними, иначе сорта груш будут не те. И в дальнейших блужданиях по путаным закоулкам сюжета меня часто согревает мысль, что завтра будет весёлый банкет.
Мы с негром пробираемся по тем же средневековым улицам-коридорам. На площади соломенный навес, под ним соломенная мебель, глубже сцена с приимущественно соломенными декорациями, в них Миронов поёт про соломенную шляпку, и это мне напоминает, что я не купила себе никакую шляпу, за что получила на днях солнечный удар.
Располагаюсь с невесть откуда взявшимся большим подрамником под соломенным навесом, начинаю рисовать. Старик Миронов меня заметил, не прекращая петь про шляпку, приветливо приглашает пройти на сцену, занять почётное место. Иду вместе с подрамником, цепляясь им за всё, сшибая мебель. Заняв своё припочётное место, понимаю, что рисование на сегодня закончено, и ставлю подрамник лицом к стене.
Проснулась, метаясь в душной постели и подумала, собирая кусочки яркой мозаики: вот и мне почти что свадебный сон приснился!
