Я, папа и брат живем, похоже, в гостинице. Длинный коридор – по сторонам двери в номера. Брат и отец живут вместе в одной комнате, напротив моей. Сначала я готовила омлет брату – якобы он ничего другого есть не может, т.к. у него горло болит. Приготовила, принесла на сковородке – брат, как и полагается больному, валяется в кровати и кочевряжится – не хочет есть мой омлет. Вроде горло у него болит так сильно, что даже омлет не проскользнет. Ну ладно, я тогда с омлетом к отцу – этот тоже отказывается, он, видите ли, не любит омлеты. Ну не свинство – омлет еще такой красивый получился – лежит на сковородке идеально ровными треугольниками, как нарезанная пицца. Обиделась я и пошла вместе с омлетом обратно к себе.
Гостиница очень уютная, в деревенском стиле – толстые коврики на деревянных половицах, пушистое покрывало на кровати, частый переплет на окнах. Из окна моей комнаты виден зеленый городок вдалеке, а непосредственно перед зданием на пыльном дворике играют в футбол дети. Толстая девчонка с длинными и тоненькими, как крысиные хвостики косичками со всей дури зафинделила мячик прямо мне в окно. Я даже шарахнулась, но мяч ударился о раму и отлетел обратно к детям. Все так мирно и спокойно, только правила в гостинице какие-то странные. Выходить на улицу нельзя – вроде в городе какая-то эпидемия. А по вечерам приходит усталая тетенька средних лет и скрупулезно пересчитывает всех постояльцев.
В соседнем номере живет красивая пожилая дама. Я с ней не знакома, но несколько раз видела в коридоре, и мы с ней мило улыбаемся при встрече. Вечером, когда приходит тетка-счетовод, и все постояльцы вылезают в коридор на поверку, эта красивая пожилая дама выходит из своего номера в двух экземплярах. Что тут начинается. Все носятся по коридору – отлавливая даму и ее двойницу (заправляет облавой счетоводиха), дама же проявляет небывалую прыть для своего возраста. Наконец оба экземпляра дамы пойманы. Одну из них прикручивают скотчем к инвалидному креслу-каталке – чтобы больше не размножилась. Вторую, орущую и сопротивляющуюся, куда-то уводят несколько мужиков. Как я понимаю, ее собираются убить. Собственно в этом и заключается городская эпидемия, что люди начинают двоиться, троиться и т.д. Теперь ясно, что зараза проникла и в нашу гостиницу. Лечение только одно. Первый – настоящий экземпляр человека обездвиживают на инвалидном кресле, а всех двойников уничтожают.
Дальше дело происходит в большом зале. Много народу, ведется обсуждение - как раз и навсегда покончить с эпидемией. Руководит процессом усатый дядька, подозрительно смахивающий на Яна Френкеля. Он что-то объясняет всем, водя указкой по макету города. В зале между тем то и дело возникают двойники. Их оперативно отлавливают и изничтожают. В углу скопился уже целый взвод несчастных, прикрученных к инвалидным креслам. Двойников, от настоящих людей отличают по едва заметным неправильностям, каким-то небольшим уродствам – то это пятна на лице, то перепонки между пальцами. Двойники прибывают, в зале становится все шумнее и страшнее, я решаю пробираться к выходу. В дверях сталкиваюсь с тремя одинаковыми парнями – низенькими, лысыми, у всех на головах розовые лишайные пятна. Понимаю, что все трое – двойники, и настоящего человека среди них нет. Хочу обойти их сторонкой, но они окружают меня и заводят разговор. Говорит один – у которого кроме всего прочего вокруг левого глаза и вокруг рта вспухают на коже, словно прыщи, белые звездочки. Вспухают, потом сразу исчезают и появляются на новом месте. Я не могу отвести взгляд от этого хоровода звездочек вокруг его глаза и рта. А он говорит следующее – что все что делается – неправильно. Что люди разделяются на этрусов и муслонов. Что уничтожают двойников-этрусов, а именно в них и растворяется настоящая сущность человека. А тех, кого сохраняют, привязывая к креслам – муслонов, на самом деле и надо убивать. Это они (муслоны) и есть зло. Конечно, с горечью говорит этот этрус, – муслонов убить сложно, у них очень толстая шкура. А тонкокожих этрусов – запросто. Я почему-то верю этому уродцу. Поворачиваюсь к залу, хочу сообщить этот новый взгляд на вещи Яну Френкелю, но с ужасом вижу, что наш главный, тоже раздвоился. Около макета с указками стоят два Яна Френеля.
И как же у меня болело горло, когда я проснулась.