Фентези

Апофеоз войны.

           Коротенький, флешевый мартовский сон.

По фабуле, мне предстоит убить какого-то врага народа, он же и мой личный враг в придачу. Мне доверили это ответственное поручение, потому как я питаю к нему особо сильные и глубокие чувства. Впрочем, все перипетии сюжета были по пробуждении отформатированы за ненадобностью.

Я – обладательница огромного, то ли мясницкого, то ли охотничьего, то ли ритуального ножа. Он черный: не только рукоятка, но и лезвие сделаны из черного, тяжелого и блестящего камня. Но главное – он живой! Он обладает своей волей, разумом, даже эмоциями, и он разговаривает со мной! Я слышу его голос в свой голове «Когда? Когда? Пойдем скорее….» (Короче, «Фростмурн голоден»…). Я его успокаиваю: «уже скоро, нужно дождатся момента» - что-то в таком духе.  

А чтобы его не очень ломало, я построила на полу оловянных солдатиков, и мочила их оных ножом. Кажется, его это чуть-чуть отморачивало. За этим зловещим, но приятным занятием меня застукал будильник.

Кремлевские тайны (недавний, предпраздничный).

Акт первый. Я возвращаюсь в столицу со своей малой родины. Только что вышла из родительского дома, оборачиваюсь – а дома-то нет! Вместо девятиэтажной громадины стоит малюсенький, голубой дачный домик. Удивленная, заглядываю в окна, забранные проволочной сеткой. Оказывается, жилые помещения находятся в подвале, а в самом домике (кстати, родители мои ничего не выращивали, кроме маргариток на балконе, и из живности держали только кота и хомяка) – курятник. На жердочках чинно сидят аккуратные, белые и очень хорошенькие курочки. Подивилась я сему чуду и пошла своей дорогой. Пешком до Москвы – как Ломоносов!

В дороге у меня завелись попутчики: какой-то спитой коллектив некой гос-конторы, созданный по кадровому принципу: «десять баб – один прораб». Бабы веселые, в перманентах и макияжах, а прораб – в синей форме. Доходим мы до какого-то моста. «Бабы» замирают, а прораб выходит на середину, медленно, как записной стриптизер расстегивает зиппер и торжественно справляет малую нужду на пыльную дорогу. Я, дав ему застегнутся, подхожу к нему и строжайше выговариваю за непристойное поведение в общественных местах. Тот теряется и оправдывается: «Так это, пропуск! А то не пройдем!».

Акт второй. Ночь, Москва. Я и «прораб». Началась какая-то война, из всех жителей сформировали «гражданское ополчение», велели рассредоточится на малые группы… На вопросы, что делать дальше, стратеги и батяни-комбаты посылали по пешему сексуальному маршруту. Я попала в «мобильную боевую единицу» с «прорабом», и вот идем мы по оному маршруту, по темному и опустевшему Садовому кольцу и понятия не имеем, нафига мы тут небо коптим! Прям как советский субботник или добровольная народная дружина. Мне это надоедает, и я заявляю своему непосредственному командиру, что сейчас иду домой (благо рядом), и если враг нагрянет, (или, не приведи господь, начальство), я – на мобильном. Только собираюсь повернуть домой, как подскакивает какой-то неидентифицированный тип, который по-сюжету – мой приятель: «N, тебя где носит - тебя все ищут - пошли скорей - все наши на Васильевском».

Идем на Васильевский: там и впрямь «все наши», и каждый наш прихватил своих наших, и все его наши – тоже с нашими. Вся толпа гуляет под голубым мирным небом. Уже дневным, кстати. Настроение – фестивальное: на службу, как на праздник. Я, бесцельно фланируя в беззаботной толпе, выхожу на горбатый мостик через Москву-реку, останавливаюсь у перил и меланхолично созерцаю неспешное течение волн… И обнаруживаю, что по реке плывет какой-то темный, продолговатый куль. Указываю на находку окружающим, те переполошились, тут же обнаружились некие то ли менты, то ли пожарники, начавшие вылавливать оный предмет длиннющими баграми прямо с моста. Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца! Распростертый на мостовой утопленник, склизкий, серо-зеленый, набухший (ну, совсем не аппетитный) был одет в остатки какой-то черной рясы-мантии. Я «поняла», что плавает он в речке с допетровских времен. На его правой руке я заметила металлическую печатку, и, пользуюсь общей суматохой, подкрадываюсь и тырю перстень. Затихарившись в сторонке, с большой радостью надеваю находку на свой указательный палец: обручаюсь, видимо, с трупаком. Перстень крупный, медный: в центре, в геометрическом обрамлении, трехконечная скинхедовская свастика (сразу оговариваюсь, на самом деле я не фашистка, никогда не была и не буду). Я чувствую, что перстень волшебный, и задаюсь целью «научится им пользоваться».

Эпилог. Экскурсия по «неизвестным покоям Кремля». Экскурсовод водит нас по узким комнатам с белеными стенами и всяким экзотическим хламом: «Здесь жил колдун Ивана Грозного, маг и алхимик…». Я знаю, что это у его трупа я стащила перстенек, и заявилась с целью найти и стащить «руководство к пользованию», так сказать. Улизнув от группы, я обнаруживаю лаз на потолок: к стене приставлена лестница, уходящая в круглый, узкий и длинный колодец в потолке. Где-то на середине колодца лестница исчезает, я пытаюсь лезть дальше, отталкиваясь от стен руками и ногами, но мне становится страшно и муторно, конечности перестают слушаться, и я возвращаюсь. «Туда только через крышу…».

Последние кадры сна: залитая солнцем кремлевская крыша, на которую я вожделею попасть. Перед самым пробуждением перед глазами крутится образ чего-то вроде летательного аппарата Леонардо да Винчи.