На приеме у доктора.

Просьба: брезгливым не читать.

Светлое помещение с высокими потолками. Привела меня туда подружка, которая живет в Нью-Йорке. Стало быть, действие в Нью-Йорке и происходит, хотя ничего, кроме местожительства подружки на это не указывает. Две женщины лет за сорок в белых халатах и шапочках– вроде бы как женский врач и медсестра. Подружка просит, чтобы они выдали мне какую-то справку, не проводя осмотра. Я слушаю разговор и прикидываю в уме, сколько это может стоить в Нью-Йорке.

Нечто под простыней, похоже на гинекологическое кресло, и я думаю, что можно, собственно и осмотр сделать, раз уж выбралась к врачу, и, даже собираюсь… Медики, с веселенькими такими улыбочками отбрасывают край белой простыни, и оказывается, что это не кресло вовсе, а стол. На столе, спиной кверху лежит голый труп черноволосого мужчины. Я смотрю на кожу, похожую на воск, на голые белые ягодицы, на распластанные в стороны руки. Труп окаймлен по периметру… смальцем. «Хм. Как свинина, в гусятнице», - думаю я.

Медики, весело улыбаясь, кивают: слабо, мол, рукой дотронуться. В правом нижнем углу простыни свернулись и шевелятся два коричневых, волосатых червяка-гусеницы. «Ну, дотронься, или слабо?» - по-прежнему чему-то радуются оптимисты- врачи. Как же этот труп похож на буженину… в этом смальце….«Можно и дотронуться, но может, хоть червяков уберете?» - прошу я. «Ты что, нельзя, это же труп. Так положено. С червяками», - отвечают доктора, не переставая улыбаться весело и жизнерадостно.

- Ну, хоть в перчатках?

- Нет, нельзя. Слабо?

Я стою и раздумываю, как же поступить. Дотронуться можно, но как-то не очень хочется. Они бодренько поднимают труп за одну руку, и он, похоже, оживает, хотя нет, просто по инерции у него повернулась голова и задвигалась вторая рука (ничего себе, инерция). Врачи снова двигают труп, и я убеждаюсь, что мертвый, все нормально.

Перед глазами появляется картина из прошлого. Много детей. Это помещение было большим светлым танцевальным залом. Покойный ныне брюнет преподавал детям танцы. Он стоит на облицованной каменной плитой круглой площадке, возвышающейся на металлических каркасах посреди зала, показывает детям танцевальные фигуры, высоко подпрыгивает– площадка ничем не ограничена – и летит вниз. Смотрю ему вслед - вниз метров десять. Падая, он ударяется о более низкие подобные площадки и разбивается. Дети быстренько берут его на руки и уносят со сцены. Мы все идем мыть руки.