Чужой город, чужой страх

Весь сон -   как куски желто-серого фильма. Восток, чужой город, чужой до такой степени, что находиться там – невозможно и, в то же время, это теперь мой мир. Узкие пыльные улочки, заборы из глины и камня, много людей, громко говорящих на гортанном языке, мне непонятном. Нас  пятеро – я, трое детей и взрослый, нет, пожилой мужчина. Мы – семья. Я вижу все и со стороны ( холодею от происходящего) и от лица своего персонажа. Долго не могла понять, кто же я  -  может, мама детей (они постоянно берут меня за руку) – нет, я самый маленький ребенок, мальчик, а др. дети опекают меня. Я вижу свои руки – маленькие, смуглые и оч. грязные; ногти  - их не стригли никогда в жизни, они только ломались, одежда – много старого рваного тряпья. Мне лет пять.

….Ощущение тревоги,  ожидание чего-то плохого, что невозможно поправить, того, что обязательно случится  - это чувствуют все люди в городе. Все мы на улицах, все мы ждем какую-то .…плохую новость.., откровение .., после которого наступит…. УЖАС. Мы, четверо детей, бежим по кривым улочкам, ч\б раньше всех узнать это. Я бегу изо всех сил, я должен быть с братьями, я всегда с ними, мне очень страшно…Я ничего не хочу узнавать..

…  Старая женщина подзывает меня, протягивает кусок лепешки. Братья стоят в отдалении. Быстро ем, тороплюсь. царапаю нёбо подгорелыми кусками – братья могут отобрать хлеб, но пока я со старухой, они не подойдут – она замахивается на них, отгоняя и что-то говорит мне – резко, непонятно, но одобрительно, много раз повторяя слово, похожее на «хо»…

…Одного из братьев толкает чужой  мальчик постарше. Они дерутся, катаясь по  земле, вокруг пыль, толпа. Не раздумывая ни секунды, бросаюсь защищать брата, бью изо всех сил, царапаюсь, вцепляюсь зубами в чужую руку…

… Уходим от толпы вместе с отцом. Он знает. Он расскажет нам все, как только мы окажемся одни. Ужас просто давит меня, стараюсь идти медленней, старшие сильно дергают меня за руку, обзывают. Приходим к речке – неширокая, низкая вода, течение оч. быстрое. Над ней – круто изогнутый мост. Садимся далеко от воды. Отец начинает рассказывать. Я в полном отчаянии – Я НЕ ХОЧУ ЭТО СЛУШАТЬ,  хочется кричать, закрыть уши -  ничего этого нельзя, даже перебить его. Отец говорит медленно, спокойно; у него оч. осунувшееся лицо,  полуседая щетина, глаза черные, будто присыпанные пылью. Одет в теплое тряпье, как и мы. Он нас любит. Слышу незнакомую речь и чуть опаздывающий перевод: «..погибнем мы все…Катастрофа...это не страшно.. ведь погибнут все..» Ч\б не закричать, сильно прикусываю себе губу, и сыплю, сыплю серую пыль себе на ноги. На ногах у меня белые грубые носки и, кажется, галоши. На мосту появляется девочка, на голове – платок, в руках у нее что-то вроде канистры. Она болтает ногой, и я вижу, что у нее красные туфли. Смотрю на нее - мне становится немного лучше.