Я живу со своими родителями, младшим братом 7 лет, собакой, кошкой, хомяком и попугаем - в обычной квартире в спальном районе на окраине города, даже, за окружной дорогой. На последнем этаже семиэтажного п-образного дома. В комнате стоит телескоп, не очень мощный, но достаточный, что бы почувствовать красоту окружающего мира, увидеть кратеры луны, дальние звезды… Логично, что законное место его прямо около окна, хотя это крайне неудобно, потому как окно только в одну сторону.
В тот день было лето, удивительный день, когда видно солнце, воздух необычайно прозрачный для Москвы, которая, кажется, уже пропиталась смоком. Я подошла к окну, вдоль берега идет группа младших школьников – лет 9 примерно, во главе с учителем, наверное, возвращаются с экскурсии. На пруду крякают песочного цвета утки. Как-то все идеально, все удивительно правильно. Небо голубое, не холодное как обычно, а какое-то теплое, мягкое, окутывающее, пленительное и глубокое… даже зазывающее, солнце не желтое, а почти белое, скорее всего, потому что оно не хочет нарушать эту обволакивающую мягкость голубого одеяла, рядом расположился молочного цвета месяц, а вокруг этих двоих рассыпалось огромное множество маленьких, мерцающих звезд. В сумме все было идеальным, единым, таким, когда нельзя выбросить ни одной детали, иначе вся идеальность разрушится.
Решив воспользоваться удивительной возможностью (в Москве редко видно звезды, слишком часто тучи, полностью закрывают небо) я начала настраивать телескоп. Дело близилось к концу, когда я краем бокового зрения увидела движущуюся точку. Смотрю через телескоп – самолет, ничего необычного, но рассмотреть его в подробностях было бы интересно, решила позвать брата – маленький, мальчишка, ему понравится. - Сашка, иди быстрей, на самолет смотреть! - кричу, а сама смотрю в окно, и понимаю, что телескоп то уже не нужен, потому как, самолет приближается с огромной скоростью. Считанные секунды, может меньше, потребовалось ему что бы влететь в границы буквы П моего дома. Я смотрю в кабину, чувствуя, как пилот решает в какое окно ему врезаться – в то где стоим мы с братом, или в соседнее, где мама что-то готовит. В последнюю секунду – как в самом банальном американском боевике, он наклоняет штурвал и влетает в нашу кухню. Крылья отпали сразу, корпус напрочь снес балкон, стену с окном, скользя по каменной плитке кухни, останавливается прямо около мамы, еще сантиметр и задел бы.
Бегу на кухню. Мама, как ни в чем не бывало, продолжает возится с раковиной. Подбегаю к самолету, стучу ладонью по зеленому корпусу бомбардировщика, спрашивая пилота, как он себя чувствует. Запах горючего. Паника, но паника охватывает только меня. Кричу, что надо отсюда уходить – сейчас все взлетит на воздух, бак с горючим протекает. Бегу в зал – одевать ребенка. Ребенок в одних трусах идет на балкон, там почему-то зима. Холодно, я ругаюсь, зачем он раздетый вышел на балкон, мама не собирается. Меня охватывает идиотское чувство, то, что происходит - волнует только меня, всем остальным – все безразлично. Паника проникает в меня, пропитывает насквозь, но теперь ее природа – бессилие, безразличие, как будто бьюсь в глухую стену, думая, что это дверь.
Ни что не нарушало идеальности того дня, до того как я проснулась.
