Dr. I. Boleet

Выгнали с работы. Зашёл попрощаться и забрать вещи. Контора – попеременно – то станция метро Аэропорт, то подземная торговая галерея: по эскалатору с каждого конца и один эскалатор в центре. Пусто, только у одного выхода (со станции) на стуле сидит молодой блондинистый «секьюрити», а в галерее одногруппник торгует воздушными шариками и воздушной же кукурузой. Поговорили. Его тоже уволили – с телевидения. Меня окликают со среднего эскалатора. Наверху радостно машет мне рукой другой сокурсник, мой тёзка, по фамилии Руссо. (На курсе ходил  анекдот: препод по философии проспорил "зачет" безнадёжному студенту, усомнившись, что ему приведут живого Руссо.) Я не то, чтобы безумно рад его видеть, но тоже машу в ответ. Приняв мой жест за приглашение присоединиться, он вприпрыжку спускается по эскалатору, но почти сразу падает, кубарем скатывается вниз и ломает обе ноги. Смешной сон. Слоняюсь над ним, поддерживаю ему голову. Вокруг никого. Хватаю бедолагу-хвилософа на руки, и, пока я мечусь в поисках медпункта, он превращается в крота. Вполне себе крот, с надлежащими лапыщщами, только помирает. Всё мигом проясняется: я мчусь наверх, бегу по улице и, завернув за угол, оказываюсь у входа в полуподвадьную клинику Айболита. Вот тут что-то меня смущает. Брезгливо двинув замызганную, скребущую по полу деревянную дверь, спускаюсь по крутым ступеням в приемную и с недоумением озираюсь. В помещении ремонт, на полу слой газет со следами ботинок, повсюду расплесканная краска, на зас… простите, загаженных грубых табуретках навалена перепачканная рабочая одежда. И, главное, - на нештукатуреных стенах и на полу, и на стремянках, и на табуретках – повсюду сионистские плакаты. «Ты записался сионистом?» - в таком роде. Говорили мне, он только своих принимает. Трачу время, раздумываю, как примирить необходимость с неприятием экстремизма в любом его виде. Успокаиваюсь на фразе Мандельштама, что любой еврей должен быть хоть немного сионистом.