Король Горы

Вылизанный маленький город где-то в Англии или Штатах. Судя по костюмам – тридцатые годы. На этот раз я обнаруживаю себя молодым человеком из приличной семьи, в твидовом костюме, с зализанным на косой пробор шевелюрой, что предается праздному, но невинному препровождению со своим другом и двумя тошнотворными «очаровательными мисс»: губки бантиком в малиновой помаде, блондинистые кудельки, старательно уложенные фиксатуаром, оборочки и юбки колоколом. Тусовка а-ля Фитсджеральд. Только что компания каталась на велосипедах, и теперь направляется в ближайшее кафе охладится ситро или коктейлем. Земля начинает вздрагивать – а почтеннейшая публика на бульваре весело оживляется. Видимо, землетрясения здесь дело привычное и безобидное. «Ах! Землетрясение! Идемте в парк кататься на пони!» - восклицает одна из блевотных «прелестных мисс».

      Но со мной случается припадок ясновидения: пред «очами моей души» разворачивается картина происходящего в глубине, под городом. В темной-темной пещере, наполовину вросший в уголь, гранит или еще какие полезные ископаемые, лежит огромный человек. Волосы черны – может быть, сами по себе, может быть, от угольной пыли. Тело тоже черное и отливающее антрацитовым блеском: как будто он ходил в забой нагишом. Это «древний король горы». Сверху доносится звук отбойных молотков, и «мертвый король» начинает конвульсивно дергаться. Звук смолкает – но «мертвый король» открывает глаза: они у него белые и светящиеся. Отбойные молотки заработали снова, на кадавра посыпались осколки породы, что, видимо, совсем его разозлило. Он освобождается от камня и встает, головой сокрушив своды пещеры. (Хорошая идея для клипа «Рамштайн»).

      Снова Городок – но уже вечерний и охваченный паникой. По улицам разъезжает конная полиция, пытаясь заставить население соблюсти «комендантский час». Однако население под славным девизом «Спасайся, кто может» мечется по улицам с саквояжами и чемоданами. Откуда-то с горних высей (с уличных репродукторов, что ли?) доносится глас какого-то градоначальника (по-видимому, мэра. А может, главного брандмейстера. Если еще не успели обзавестись военным комендантом. Хотя вряд ли: это первое, что делают в подобных обстоятельствах. И, как правило, последнее.)  - «Опомнитесь и вернитесь в свои дома! Выездов из города нет, а на улицах уже появилась Его свита!».

      Наша компания таки умудрилась сесть в поезд, и зависаем теперь в вагоне-ресторане, полном такого же, как и мы, веселого и праздного народа, который даже рад подобному приключению. Мягкие кожаные диваны, дубовая обшивка стен, мраморные столики, на которых звенит серебренными подстаканниками горячий чай: очень приятная эвакуация! А за окном разверзлась синяя пропасть: путь проложен «серпантином» по горе. Кроме барной стойки в железнодорожной кают-компании имеется и прилавок с парфюмерией, бижутерией и прочей дребеденью, около которого я выбирала (выбирал) себе туалетную воду, остановившись на большом, простом ярко-зеленом прозрачно зеленом флаконе с чудесно пахнущим чем-то лимонным и травяным эликсиром. Однако идиллия быстро окончилась: в салоне появились существа из «его свиты»: две дамы, полуистлевшие платья которых не скрывают полусгнившие прелести, и невысокий скелетик в парике и камзоле осьмнадцатого века. Сначала я успокаиваю себя: «Они же не смогут остановить поезд!». Но тут до меня доходит, что поезд-то никуда не едет! Нарезает себе круги вокруг города, построенного на плато, с которого невозможно спустится. Поезд – это ловушка, в которой «Ему» и «свите» гораздо проще хватать людей, чем в городе. Самое разумное и осторожное, что можно было сделать – спрыгнуть с поезда на ходу: так я и поступила, открыв дверь тамбура и шагнув в пропасть.

      По-приземлении я оказалась на узкой каменной площадке: с одной стороны – гладкая и отвесная стена, с другой – столь же отвесный обрыв высотой с пятнадцатиэтажку. Внизу, как и положено, плавают облака и летают орлы. А вершина, где был город и железная дорога, теряется где-то в стратосфере… Однако приземлилась я очень удачно: не нажила ни синяков, ни растяжений, зато вернула себе «истинный облик» (то есть стала тощей, похожей на мальчишку, но все-таки девушкой начала третьего милениума – короче, самой собой). Головой я, видимо, все-таки ударилась: ко мне «вернулась память» с очень ценной информацией. Оказывается, я имела аудиенцию с неким дружественно настроенным оракулом-краевдом, который и поведал мне всю подноготную нашего городка. Оказывается, в доисторические времена здесь был построен дворец-усыпальница древнего и злого короля. Время превратило дворец в гору, а все богатства короля – в полезные ископаемые. Происхождение горы давно забыто, на ней поселились люди и занялись шахтерским промыслом. В результате неумеренной разработки недр они случайно эксгумировали Короля Горы, и тот восстал из мертвых, дабы навести порядок в своем склепе, превратить горожан в своих подземных рабов и вообще, дальше творить зло в свое удовольствие.  

      Нет, башкой я треснулась не слабо: оракул поселился у меня в мозгу в должности внутреннего голоса, пошагово объясняющего, как мне выбираться. «Не обращая внимания на высоту: никто не знает, что здесь совсем другая сила тяжести. Так что просто прыгай вниз.». Я и прыгаю, преодолев так три-пять подобных площадок: «Да, строили в форме зиккурата. Не останавливайся, пока не окажешься на болоте». Прибыла на болото: не лесистое, как и положено болоту, а абсолютно лишенное всякой растительности, кроме плотной и сплошной, ярко-зеленой ряски. Под ярким-ярким солнцем до самого горизонта простирается абсолютно ровное, ядовито-зеленое пространство. «А здесь был защитный ров с трясиной» - сказал внутренний голос, - «он гораздо меньше, чем кажется. Иди смело, только не становись на кочки и ни в коем случае не разговаривай с ними. Засосет». Брести оказалось неожиданно легко: грязь была не глубже «поколена», ноги почему-то не промокали, а желание поскорее удрать сделало меня неуязвимой для усталости. Однако на середине пути появились «кочки» - сплетенные из веток цилиндры, выныривающие из зеленой грязи и сверхъестественно приставучие. Кроме «встань на меня, ничего не будет», «ну, пожалуйста, покатайся на мне» и «дальше будет глубже, утонешь», они были способны болтать часами о погоде, политике, матерится как Лимонов и нести абсолютно бессвязную чушь на зависть Хлебникову, Хармсу и Сорокину. Однако я была неумолима, и размыкала уста лишь затем, чтобы послать их по пешему сексуальному маршруту. Так я благополучно добралась до перелеска. Внутренний голос проснулся: «Там увидишь речку. Через нее перекинуты два моста: один новый, другой разрушенный. Так вот, на новый – ни ногой. Переправится можно только по разрушенному».

      Я вошла в Синий лес. Синие сумерки стояли над деревьями, с темно-синими стволами и покрытыми ярко-синей листвой. Очень быстро я вышла к речке с очень быстрым, бурным течением. Через нее было перекино два моста: горбатым, каменным, без перил. Я, как и велел «Внутренний Голос» ступила на тот, что кончался аккурат посредине речки. Как только я дошла до обрыва, под мостиком вынырнул из воды огромный красный остроносый башмак. Я спрыгнула в башмачок и поплыла в нем.

 « - И тут, - рассказывала я утром сон моему другу, - меня и разбудил твой звонок». «Какой звонок?». Не было никакого звонка – в реальности. Мой благоверный счел негуманным тревожить мою похмельную негу. Мне приснилось, что у меня зазвонил мобильник. Что я его искала, обнаружила в кармане куртки, что звонил мой друг: «Привет! Мы уже на Горбушке, скоро вернемся. Может быть, Х. со мной придет, как у него дела сложатся. Но, скорее всего, один приду.». «Ага, пусть приходит» - промяукала я и «заснула снова». От реальности этот эпизод был не отличим: я была уверена, что просыпалась, даже проснувшись на самом деле.

     Итак, «сплю дальше»: я снова сменила пол. На этот раз я – босоногий мальчишка лет девяти-двенадцати, в светлых льняных штанах и рубашке. Дореволюционный подмастерье из «Детства» Горькова. Оказалась я в районном городке, где жили некогда мои дедушка с бабушкой. Представьте себе церкви-склады на каждом углу, купеческие особняки, лавки и лабазы, не тронутые из-за нищеты и пофигизма никакой культурной революцией. Кое-где торчит советская застройка, по грязным улицам бродят куры, надо всем этим висит завеса пыли, как будто улицы там не мели со времен первого упоминания в летописях. Во сне город был еще более депресивен, чем наяву: над ним клубились вечные, грязные и пасмурные сумерки.

      Прибегаю я в дом «моего дедушки». Дедушка как бы настоящий, а вот дом – какое-то купеческое подворье с кучей чад и домочадцев, коих я в первый раз вижу. Я начинаю сбивчиво рапортовать «самому» о несчастьях Города-на-Горе: «вот. Только мне удалось уйти, все остальные там остались». «Сам» недоволен: «И ты… После этого еще пришел! Все просрал! В подвал его!». (Дед-то, хоть и слыл домашним тираном, но меня-то никогда не тиранил! Даже наоборот – баловал вне всяких разумных пределов. Когда бабушка али еще какая родня пыталась подкатывала ко мне с претензиями, дед грубо рушил весь воспитательный процесс. Не разбираясь, в чем дело и кто виноват, он вставал на мою защиту со всем своим административным ресурсом: грозными окриками и стуканьем кулаком по столу. Воспитателям оставалось лишь разбежаться по углам, забыв глупую мечту о моей социальной адаптации.) Разумеется, видя такое нетипичное поведение «дедушки», я «все поняла». Меня пробил холодный пот, вызванный страшной догадкой: «Он – подменный. Мой дедушка давно умер, а этот – садист и нелюдь». Не дождавшись препровождения в подвал для экзекуции, я кинулась улепетывать со всех босых ног. «Ага – там был сарай, где такой-то прячется обычно». Во дворе я быстро нашла этот сарай: деревянная халупа с черным проломом в стене. Но только я направилась в этот сарай, из пролома вылез «Сосед», закрыл дыру собой, для надежности разведя руки: «Ку-уда-а?». Я выбежала на улицу: уже выбежала, потому как на улице я снова стала «собой». «Надо уходить из города, в нем уже Король Горы!» - но долго мне приходилось кружить по обшарпанным улицам в исторической застройке, которой остался маленький шаг до исторических развалин. Бегать в мутном сумраке было тяжело: легкость, которая сопровождала меня на горе и болоте, куда-то делась. Но все-таки я вышла к отвратительной, совковой Автовокзала из пыльного стекла и облезлого бетона. Там-то меня уже ждали: «Сосед» и еще какие-то «родичи»: «ты чё, пошли домой, дед заругается». Щас – домой! Откуда-то зная, что «при всех» они меня не скрутят, я начала кричать, звать ментов и начальника вокзала, качать права при всем народе. Из билетной кассы вылезла толстая-толстая-толстая, очень толстая тётя: «ну я начальник вокзала. Чего такое?». «Родственники» начинают гнать, что я мол убегаю из дома. «Эти люди хотят меня убить, я с ними не пойду! Зовите милицию!» - ору я. Толстая тетка ухмыляется. «Они нарушают мои права. Зовите инспектора по делам несовершеннолетних.»  (Так и сказала. Каково? Вообще-то, я уже десять лет, как достигла совершенных лет.) «Та щас тебе!» - тётка уже набычилась и стала еще толще. Но я спокойна: откуда-то знаю, что она должна сделать все, что я буду требовать. И еще знаю, что видеть милицию она очень не хочет. «Зовите милицию» - тетка расстроилась, - «или (о, какая я хитрая!) – дайте мне билет!» Она вздохнула, зло зыркнула, но таки пошла в кассу оформлять билет.       Тут я действительно проснулась. А жаль: квест, видимо, неокончен.